Из моей будущей книги воспоминаний «Про моряков и море».
Я тогда был наивным юношей, практикантом на стареньком сухогрузе. На календаре – начало восьмидесятых лет ушедшего доброй и не очень памяти двадцатого века. Тогда техника была простой, безо всяких электронных прибамбасов и супер-автоматики. Вместо них были экипажи – приличные, человек по тридцать. В машинном отделении неслась постоянная вахта в составе механика и двух мотористов. Одним из этих мотористов и был ваш покорный слуга, будущий судовой механик, а пока что набирающий плавательный ценз курсант Одесского Высшего Инженерного Морского Училища. Было лето, штатные специалисты ушли в отпуск, и практиканты были очень кстати. Я стоял вахту с третьим механиком, а мой однокурсник Саня – со вторым.
Практика заканчивалась: совершив рейс по Средиземному и Красному морям, судно встало на якорь на дальнем рейде Одессы. На днях нас должны были сменить, и мы с Сашкой оставались на судне постоянно. Командование справедливо решило, что основному экипажу следует навестить семьи и слегка отдохнуть на берегу, а нам, молодым и холостым ребятам, подменить коллег. Всё равно списываемся, отгуляем своё позже. Да мы и не имели ничего против: на якорной стоянке в машине особых работ не начинали по причине поддержания её в рабочем состоянии на случай ухудшения погоды или постановки к причалу. Рыбка с кормы ловилась отлично, заполненный свежей морской водой бассейн прогревался к окончанию рабочего дня, начальство уехало рейдовым катером на берег. Лепота!
На советском торговом флоте обслуживающий персонал – повара, буфетчицы и дневальные – в основном были женщины. Кто-то из них шёл за романтикой, кто-то – за длинным рублём, а многие – за женихами, притом желательно сразу за капитанами дальнего плавания! Вот проплавал я всю свою жизнь, а до сих пор не могу понять этот феномен. Можно иметь розовые очки на носу в семнадцать лет. Можно гордиться дефицитными импортными нарядами в двадцать. Можно отложить на завтрашний день лишнюю копейку в двадцать пять; грех жаловаться, хорошо зарабатывали моряки загранплавания по сравнению с береговыми работниками. Бог с тобой, подруга, если тебе эта моряцкая жизнь не осточертела к тридцати годам. Но ты же женщина! Ты создана для любви, для семьи, для ребёнка, для дома! Да никакой я не деспот и не мужланский шовинист! Здесь ты – член экипажа. Тут и мужика, бывает, так скрутит – взвоешь… А каково нежному женскому организму в жестокий шторм, под вечный рокот машин и вибрацию, и проклятое железо всю душу намагничивает? А как ему без ласкового слова и горячего поцелуя? Что, три десятка здоровых красавцев вокруг? Так они почти все женаты, к вашему сведению. Да, не святые. Да, тоже хотят. И могут, и порой делают глупости. Именно глупости, ибо моряцкая жена – это такое существо, что глупости эти умеет искоренить эффективно, жёстко и необратимо. Не для того она ждёт месяцами отца своих детей, чтобы другой подарить! Да и сам он умнеет прямо пропорционально к сокращению дистанции до родного порта. Хотите – верьте, хотите – нет, но после описанного ниже случая я больше никогда не делал таких глупостей…
Сколько слёз пролито этими плавающими женщинами, сколько трагедий могли бы поведать переборки их кают, сколько судеб и семей изломано! Говорили нам, парням, старые моряки: если не хочешь навеки застрять на борту – уходи на берег в первые десять лет. Потом будет почти невозможно. Проверил на себе: диагноз подтверждаю. И верен он как для мужчин, так и для женщин. Несколько лет спустя после описываемых событий, стояли мы на рейде Сингапура. Был какой-то повод, нашлась бутылочка, собрались вечерком в моей каюте молодые штурмана и механики. Я метнулся в кают-компанию, поискать закуску в холодильнике. В полумраке помещения едва теплился ночничок. Не сразу и заметил в уголку нашу повариху. Пожилая женщина тихонько сидела перед початой бутылкой, подперев щёчку жилистой ладошкой. Обаятельная, вежливая, тихая труженица камбуза пользовалась заслуженным уважением и почтением экипажа. Кормила нас по-царски, а мы тогда были балованными, капитаны дрались за хорошего кока!
– Добрый вечер, тётя Маша!
– Привет, Славик. Потянешь рюмочку со старушкой?
– Ну, какая же вы старушка? Рано так говорить, тёть Маша.
– Да ладно тебе. Присядь.
– Так может, к нам? Украсите мужское общество.
– Нашёл украшение…
…До утра не мог уснуть после нехитрой исповеди одинокой, потерянной в море души. Ни кола, ни двора. Детей не нажила, родня – кто умер, кто далече. Пока ноги носят – тут её всё. А потом… Жить не хочется. Услышал чужую тоску, прикоснулся – сколько лет прошло, а до сих пор больно. Как будто сунул ладонь в подёрнутые золой горячие угли, и не рубцуется, и не проходит…
Но вернёмся на рейд Одессы, к молодости и беззаботности. Ночью случилась бункеровка. На человеческом языке – подошла баржа с топливом. Мощные дизеля выжигают его десятками тонн в сутки. Соответственно и ёмкости для него, и шланги для перекачки на борт немаленькие. Всё это дело трудоёмкое и грязное, хорошо, если горячим мазутом только на робу брызнет. Ну и вся ночь, конечно же, пропала. Естественно, наше с Сашей участие в этой церемонии даже не обсуждалось. Пока свернули всё, прибрались – начало рассветать. Ополоснулись, переоделись в чистое. Ребята пошли завтракать, а меня так в сон клонило, что решил обойтись, направился в каюту. По коридору, мне навстречу – Танюша.
Она работала буфетчицей, то есть официантом в кают-компании – столовой для офицеров. В столовой команды рядового состава распоряжалась дневальная. Просто тесновато было бы всем в одном помещении, а питаемся всегда с одного котла – нет на флоте привилегий в этом плане. Таня была очень симпатичной особой, в меру пышной брюнеткой, на нас, практикантов, поглядывавшей с высоты чуть более зрелого возраста и с высокого положения пассии старшего моториста. Николай был мужчина крупный, сильный и строгий. Прилетало нам с Саней от него частенько, не только вербально, но и по шеям. За дело, без личных оскорблений и наших обид. Школа такая была, и скажу вам, школа хорошая, горжусь и благодарен за то, что научили. Сейчас Николай был на берегу в кругу семьи, но это не меняло статуса Татьяны в наших глазах.
На флоте – как в деревне: положено здороваться с каждым поутру; зашёл в столовую – всем приятного аппетита, поблагодари повара за вкусный обед. Так что я вежливо пожелал доброго утра и уже почти разминулись, когда она тронула меня за локоть:
– У тебя минутка найдётся?
– Конечно. Чем-то помочь? – Они рано вставали, чтобы подготовить всё к завтраку команды.
– Загвоздка вышла. Дверь каюты захлопнулась, а ключ внутри остался. Филёнку я сняла, только, если протиснусь, обдеру всю одежду.
Филёнка – это небольшая секция в нижней части двери, которая легко выбивается, чтобы обеспечить выход из каюты в случае аварии и заклинивания вследствие деформации корпуса судна. Какие проблемы для худенького практиканта? Проник в помещение, нашёл ключ, пропустил хозяйку в её жилище. Боковым зрением отметил сервированный столик и даже запотевшую посудину на нём.
– Присаживайся, надо же тебя отблагодарить, не завтракал, небось.
Почему бы и нет? Рюмочка пошла легко, бутербродик, ещё по маленькой… Как мы оказались в постели? Ну, дело-то молодое! В общем, убьёт меня Николай. Поэтому смотался я сразу же после отработки обязательной программы. Только и успел услышать почему-то злорадный полушёпот Танюши: «А что, только ты в праве мне изменять?». Не вникая в подробности её переживаний, я завалился спать в своей кровати.
Саня разбудил меня перед обедом. Пока я умывался, он с довольным видом сидел и всё хмыкал себе под нос.
– Говори уже, конспиратор! Что, сегодня смена приезжает?
– Не знаю. Тут другое дело. Николай, если узнает, прибьёт. Иду я сегодня после завтрака, а навстречу Танюша. Дверь в каюте, говорит, захлопнула…
На обед мы опоздали. Животы свело от ржания молодых жеребчиков! Сашка вынужден был признать, что всё-таки я старший из новорождённых «молочных братьев»!
Вечером мы уезжали с судна на рейдовом катере. На борту судна Танюша нежно обнимала прибывшего Николая, поглядывая на нас через его плечо и прощально махая нам ладошкой за его спиной…
